Воспоминания партизанки.
Семь с половиной страниц рукописных строк на уже пожелтевших от времени листах бумаги давно ждали внимательного прочтения — воспоминания славной партизанки-разведчицы Елены Николаевны Ураловой, которой не стало 13 января 2017 года. В действующей армии в разведчики выбирают и назначают людей с особой закалкой и личными качествами. И у партизан они были на особом учёте и почёте. Как говорится — глаза и уши лесных мстителей. Ниже приводятся ценные для нашей памяти, для потомков, для исследователей строки, повествующие об отважной борьбе всенародного сопротивления с оккупантами-захватчиками, стремившимися задушить совсем ещё молодое государство трудового народа. В нижеприведённом документе истории, предоставленном вниманию читателя, не допущено никаких вольных дополнений, поправок оригинального текста ни вымыслами, ни домыслами логическими. Некоторые слова и даже строки расшифровать не удалось, поэтому есть некоторые пробелы. В этих отмеченных случаях ожидается помощь знающего и компетентного читателя в виде обратной связи с редакцией. Скоро наша страна и прогрессивная часть человечества будут отмечать День Великой Победы, надеемся, что эти воспоминания дополнят страницы светлой памяти наших дедов и отцов, многострадальных бабушек и матерей наших, из которых многие отдали свою жизнь за то, чтобы мы, потомки, сегодня могли говорить на родном языке. Данными строками редакция вспоминает нашу славную партизанку Елену Николаевну Уралову, совсем недавно ушедшую к многим своим боевым братьям и сёстрам. Партизанка Елена Николаевна Уралова свои воспоминания начинает словами: «Мне хочется вспомнить из лихолетий Великой Отечественной войны 1941-1945 некоторые моменты». Мы рады донести их до вас, уважаемые читатели. «Седьмого июня 1941 года я приехала в отпуск (на каникулы) к родителям в деревню Сторожинец, так как я работала в Дубовицкой начальной школе Тосненского района
Ленинградской области. 22-го июня началась Великая Отечественная война, а накануне войны мне исполнилось двадцать лет. Что было делать? Я растерялась и решила пойти в Гдов к подругам, с которыми окончила Гдовскую среднюю школу, посоветоваться. Там я узнала, что можно эвакуироваться в советский тыл и (также) узнала, когда уходит последний поезд. Придя домой, попросила отца отвезти меня на станцию «Гдов», чтобы уехать в (советский) тыл.Но на поезд мы опоздали — видели, как он уходил, замаскированный. Было больно и обидно ехать обратно домой. По большой дороге было уже и опасно, и потому решили ехать берегом. В конце Гдова в Летнем саду мы увидели двух молодых людей (в городе самом мы людей не видели), они торопились уходить в лес. Около них стояли три бидона с молочной продукцией. Видимо, эти бидоны так и остались стоять надолго. Я узнала Сашу Гордеева и Шуру Яковлева из дальней Лунёвщины, а молодого человека, мне незнакомого, который торопил быстрей уходить в лес, я не знала. Я решила с ними остаться, чтобы тоже уйти в лес, но отец стал просить ехать домой, потому что мама была больная. Тогда, услышав наш разговор, подошёл к нам этот молодой человек, уговаривая возвратиться домой. «Да мы сами не уверены в нашей борьбе, потому дома делайте своё дело, как вам подсказывает совесть. Вы же комсомолка, старайтесь вести подрывную деятельность, помогайте нам, а если надо, мы вас найдём. Но при приближении врага комсомольский билет уничтожьте, потому что немцы комсомольцев и коммунистов расстреливают на месте». Этот молодой человек был Иван НИКИТИН. Теперь его именем названа одна из центральных улиц города Гдова… Мы поехали домой берегом, а немцы в это время входили в город Гдов. Стрельбы мы не слышали, лишь по дороге грохотала их военная техника. Я стала жить с родителями. Зима 1941 года была снежная, и немцы нас, молодёжь, гоняли на дорогу расчищать снег. А в 1942-м немцы стали брать на учёт учителей, чтобы открывать школы. Я очень не хотела работать у немцев и попросила наших мужчин-рыбаков взять меня ловить рыбу. Я ездила на озеро зимой на лошадях вместе с рыбаками. Это был очень тяжёлый труд. Но этой рыбы немцам не доставалось — всегда были «плохие уловы». Да им, видимо, и не очень нужна была рыба, т. к. они приезжали в деревни за курами, яйцами, за телятами или поросёнком. Ходили по домам, не спрашивая хозяина, брали, что им понравилось. Помню, пришли к нам, всё обыскали и нашли шесть штук серебряных старинных чайных ложек. Мы пользовались ими только в праздники. «О-о-о.., гут, гут…», — забрали и ушли… О полновских партизанах я знала с первых дней войны. Мне очень хотелось с ними познакомиться. Но как?.. (. . . . . . . .. . . . . . . . . . .) местные полицаи. Это за Дмитрием Ивановичем Певцовым — директором Спицинской 8-летней школы, за Степаном Ивановичем Петровым — председателем Гагловского сельсовета. Они с первых дней войны ушли в лес. Я старалась незаметно о них спрашивать у знакомых. И вдруг однажды ночью, это было весной 1943 года, в окно постучали. Я знала, что немцы ночью не ходили по деревням — деревня наша далеко от большой дороги. Нет близко леса. Я поняла, что пришли наши товарищи. Действительно, пришли трое мужчин: это Д.И. Певцов, С.И. Петров и Виктор Карпов, редактор Полновской районной газеты «Трибуна» (прим. газета Полновского района называлась «Колхозная Трибуна»). Они познакомились со мной, спросили о моём настроении и о населении деревни. Дали мне задание — разносить листовки по деревням. Это я охотно выполняла, хотя было опасно. Но надо, значит, надо.О многом они говорили: чтобы народ не верил немцам и их пропаганде, что Ленинград им никогда не взять — в то время сильные бои были под Ленинградом. Потом летом опять пришли эти же партизаны и просили меня организовать и провести ночью собрание в деревне Сторожинец. Я договорилась с хозяином крайнего дома деревни, он разрешил. А деревня наша была большая, богатая, народу было много.И вот в назначенное время с партизанами я и мой брат Михаил Дударев обошли всю деревню, сообщили о собрании. Я думала, что народ побоится немцев, но на собрание пришли все, кто мог ходить. Все мужчины, старики и даже старушки. В доме даже было не пробиться, чтобы послушать выступающих партизан. Они говорили, чтобы жители немцам не верили, что они уже отступают, что враг коварный и злой, и чтобы хлеб, продукты, всё что можно, зарывали в землю, а сами уходили в лес. Помню, люди много задавали вопросов, долго не могли разойтись. Августовская ночь была тёплая, светлая и кто-то сказал: «Вот бы сюда музыку», и появился Николай Фёдорович Клавдиев с гармошкой. Это был знатный наш деревенский гармонист. Он очень хорошо играл, и все пошли по деревне с песнями под гармошку. Это
было непередаваемо (слёзы, радость). Это — как праздник во время чумы. Было чувство такое, что немцев нет. Гуляли до утра. Наутро люди выходили из домов, смотрели друг другу в глаза, как будто что-то совершили и, конечно, все понимали, что немцы всё равно узнают и не простят. Через короткое время немцы узнали и утром рано приехали в деревню на многих машинах, и к каждому дому побежали по несколько немцев. Я уже была связана с партизанами и собиралась совсем уходить к ним в лес, так было уже опасно ходить по деревням… И вдруг я вижу в окно, что к нашему дому бегут два немца. Я вышла в огород и пошла к озеру. Это, видимо, их немного отвлекло, что я шла не к большой дороге, а, наоборот, к озеру. Оно очень близко было, жили мы рядом с озером. Слышу, немец кричит, чтобы я вернулась. Я же ускорила шаг, плавала я хорошо, знала, где есть камни, чтобы за них спрятаться. Опять слышу, немец кричит и защёлкал затвором. Я споткнулась и упала в песок. Слышу выстрел, я сразу не поднялась, мне было всё равно, ничего не понимала, но чувствую, что я жива. Нахожусь почти у самой воды, тогда я встала, плюхнулась в озеро и поплыла в сторону деревень Богдан, Теглово (прим. на довоенной карте не обозначена. Видимо деревушка в несколько домов). Был субботний день и женщины полоскали бельё в озере. Увидев меня, выходящей из воды, они очень удивились. Я им объяснила, чтобы они уходили в лес, иначе немцы скоро придут и к ним. Пошла в деревни Большие Речицы и Малые Речицы и всем говорю, что немцы приехали в нашу деревню за народом и скотом, что деревню будут сжигать. Не знаю, как меня поняли. Я отправилась через большую дорогу в лес. И так я пришла на Красную Гору. Меня встретили два партизана, и я с ними ушла в отряд. Когда я отдохнула и пришла в себя, мне сказали, что мою деревню сожгли. На второй день попросилась ночью сходить в деревню, чтобы узнать, что с родителями и братом. Мне дали вооружённого парня и я пошла в деревню, которой уже не было. Люди приходили и очень удивились, когда увидели меня. Говорили «… ведь по тебе стреляли, и мы все решили, что тебя убили». Когда собрались возвращаться в отряд, то с нами пошли и молодые ребята, человек 7-8: Ваня Клавдиев, Михаил Маслов, Ваня Антипов, Нина Немцова (Арефьева) и другие. Потом все они хорошо воевали в партизанах, а позже и в действующей армии на фронте.В сентябре 1943 года нас отправили в штаб отряда партизанского движения. Помню, мы пришли с отрядом в деревню Безьва. А накануне был большой бой партизан с немцами. Даже самолёты прилетали и бомбили, но никто не пострадал. И только об этом переговорили, как командир Козырев закричал: «Воздух!» Самолёты опять прилетели, сбросили несколько бомб на деревню и улетели. Тогда наш 3-й отряд перешёл в деревню Волошно, даже дошли до Красных Струг. В отряде мы, девчата, ухаживали за ранеными, ночью патрулировали по деревне, где находился отряд. Давали задания — ходить в Псков и Гдов. В разведку в Гдов я ходила с Галей Земской (Соловьёвой). С выполненным заданием мы возвращались, а вот в Псков ходили только две девушки, но они не вернулись, их поймали немцы. Я их хорошо не знала, только одну помню — её звали Люба Платонова. Потом нам с Галей дали задание связаться с переводчицей, которая работала всю войну у немцев. Мы её знали, так как она местная. Входя в Гдов, мы расходились на некоторое расстояние, но из виду друг друга не упускали.Нашли мы её. Она нас тоже знала по средней школе. Привела она нас на квартиру, а кто мы и зачем пришли, она не знала, может быть, и догадывалась, а, может быть, и нет. Мы только хотели с ней объясниться, смотрим, к дому идёт немецкий офицер, видимо, любовник. Но она нас не выдала, успела спрятать во вторую комнату за дверь. Я подумала, вот здесь нас и возьмут спокойно, без всякого шума. Но она рада была нам помочь, когда мы сказали, кто мы и зачем пришли. Она нам дала данные, в каких домах находились немцы и сколько фрицев и других вооружённых. Но немцев уже гнали с нашей земли, а эта переводчица вместе с немцами уехала из Гдова. Мне хочется сказать добрые слова людям, которые нас принимали, кормили. Мы ведь ходили в любую погоду пешком, холодно и голодно, но нас никто не выдал немцам. По несколько недель и даже месяцев ходили немытые, завшивевшие, но мужественно держались, ждали конца войны. Она нелегко досталась нашему народу, эта Победа.Хочу большую благодарность выразить Павлу Васильеву из Пенково <…М. Горск. с.совет> (прим. предположительно речь идёт о деревне Горка на восточном берегу р. Плюсса) и его семье. Сколько у него перебывало партизан, идущих на разные задания: на железную дорогу или на большак. Всех они накормили, даже показывали, как ближе пройти к цели. Дети и те помогали партизанам, показывали, в каких
домах жили немцы и оказывали нам разную помощь.И вот война близилась к концу, немцы зверели. Днём даже на самолётах пролетали над деревнями, охотились за населением и стреляли с самолёта по людям. Так было и с моим дядей, когда немцы уже ушли из деревни Кленно. Он решил собрать баню, которая была разобрана, чтобы не сгорела, когда немцы жгли деревню. Прилетел самолёт и в упор расстреляли дядю…, а у него было пятеро детей от одного года рождения до двенадцати лет. Жену с детьми увезли в Германию. Много было и других случаев. Уже чувствовалось напряжённое поведение у населения. И вот, однажды ночью, мы только вернулись с дежурства в деревне Волошно (или в другую), точно не помню, так как в последнее время мы часто меняли деревни, и вдруг ночью к нам врываются несколько ребят в белых маскхалатах и объявляют нам, что: «Вы свободны! Немцев здесь больше нет!» И что они идут объявлять по всем деревням, кроме Гдова. Там были ещё немцы. Тогда наш командир даёт команду срочно идти в Гдов, в крепость, там тюрьма с народом. — Надо спасать людей! Я с Галей, знающие дорогу, пошли с ребятами в Гдов. Сказать пошли, неправильно — бежали по кустам, по дороге и думали, что немцы нас встретят огнём. Но было тихо, мы вошли в крепость, тюрьма догорала и людей не было… На этом наша жизнь в партизанском отряде закончилась. Основной отряд партизан пешком отправился в Ленинград в штаб партизанского движения, а нас, несколько человек, оставили для восстановления власти. Когда прибыли в Полну (бывший райцентр до войны), то увидели, что деревня разрушена. Остановиться было почти негде. На станции Ямм некоторые постройки ещё сохранились. Вот там и начал работать Полновский райцентр».